Наука и жизнь
Наряду с генерацией знания и поддержкой интеллектуального уровня общества перед российской наукой стоит задача быстрого перевода результатов науки в промышленность, считает президент Российской академии наук Александр Михайлович СЕРГЕЕВ.
Об этом он рассказал на лекции «Что ждут от академической науки в стране», открывшей программу Десятого фестиваля наук, искусств и технологий «Фенист», главным организатором которого стал ИПФ РАН.
По словам Александра Сергеева, в целом власть, промышленность и общество ждут от академической науки Нобелевских премий, хотят, чтобы наука стала производительной силой экономики и поддерживала высокий уровень просвещенности. Но проблема в том, что современное общество корнями из СССР, где организация науки была иной и почти не ограничивалась бюджетными соображениями. Масштабные проекты, среди которых, в частности, создание атомной бомбы или освоение космического пространства, финансировались в достаточной степени. В наши дни средства, выделяемые на научные исследования, ограничены.
Тем не менее ситуация с финансированием науки неплохая. В России на науку выделяется 1,15% ВВП, что составляет около одного триллиона рублей в год. Вопрос в том, каким образом расходуются эти средства. Например, в бюджете многих министерств есть статья «Наука». Они имеют научно-технические советы и подведомственные организации, осваивающие средства, а на фундаментальную науку остается около 3% ВВП.
Следует также учесть, что в крупных российских компаниях восстанавливается отраслевая наука. Внутри одной из крупнейших в мире и крупнейшей в России по объему добычи золота компания ПАО «Полюс» создан свой научно-инженерный центр, коллектив которого занят решением отраслевых проблем. В составе ПАО «ГМК «Норильский никель» действует ООО «Институт Гипроникель» — научно-исследовательский и проектный институт технологии горной добычи, обогащения и переработки минерального сырья, цветной металлургии. Научное подразделение организовано даже в Сбербанке. Необходимости сотрудничать с академической наукой у этих предприятий не возникает.
Вопрос преодоления разрыва между академической наукой и отраслевой, работающей в рыночных условиях, — очень серьезный, и РАН вовлечена в это обсуждение. В соответствии со Стратегией научно-технологического развития России организованы семь советов по приоритетным направлениям: по энергетике, цифровой экономике, медицине, сельскому хозяйству. Эти советы возглавляются членами РАН, а их членами на одну треть являются ученые, на треть представители бизнеса и на треть представители власти. В задачи советов входит обсуждение проектов сквозного цикла, их отбор и совместное финансирование. Но Стратегия выстроена в президентской вертикали, а реализация осуществляется в правительственной вертикали, и на деле это означает, что после одобрения Советом по науке и образованию при Президенте РФ проекты должны быть подкреплены денежными средствами. И выясняется при этом, что правительственные деньги распределены между министерствами. По-видимому, министерства должны откликнуться и вложиться в эту цепочку, но возможно ли это? Скептики уверяют, что вряд ли, покуда министерства будут сами готовы тратить эти деньги.
Ответить на вопрос «Каким образом синхронизовать эту деятельность, как должна работать складчина и кто должен отвечать за работу этой цепочки?» непросто. В СССР всю цепочку финансировало государство — и фундаментальные исследования, и отраслевую науку, и производство малых и больших серий. Через 25 лет после прыжка в капитализм оказалось, что он не смог все это сорганизовать. В других странах этот процесс проходил на протяжении столетий, в новых быстрорастущих экономиках — Корее, Китае — государства тоже четко выстраивает отношения между фундаментальной наукой, прикладной наукой и опытно-конструкторскими работами. В России эта цепочка пока не работает. Ученые из академического сектора не склонны бегать за промышленностью и предлагать ей свои наработки, а промышленники уверяют, что у ученых нечего взять. А в большинстве стран промышленность заинтересована в новейших научных разработках и бегает за результатами. Чем скорее она их получит, тем скорее внедрит на рынок.
Суть Стратегии научно-технологического развития страны, подписанной в конце 2016 г., заключается в том, что цепочки, выстраивающиеся от фундаментальной науки до рынка, должны вскладчину финансироваться академическими институтами, отраслевыми институтами и рынком. РАН принимает активное участие в выполнении этой Стратегии, обеспечивает деятельность этих советов по проведению научной экспертизы программ и проектов.
Что же обсуждают эти советы и что хотят выставить в виде таких цепочек? На одном из заседаний Совета по энергетике рассматривался вопрос сырьевого будущего России, прежде всего нефти. Скважин в России разведано много, но не исключена ситуация, что со временем нефти будет не хватать. Возможно, есть смысл разрешить малым компаниям дорабатывать «недоработанные» скважины или осваивать месторождения, неинтересные гигантским предприятиям. Другая задача — добыча трудноизвлекаемой нефти. Ее запасы огромны, но для ее извлечения нужны совсем иные технологии. Но Роснефть обеспечена заказами, и почему она должна вкладываться в труднодобываемую нефть?
Сельское хозяйство продемонстрировало в последние годы значительный рост и выручило страну в период санкций. Но поскольку экстенсивного роста и экспорта не предвидится, нужны новые идеи и технологии. Одна из проблем связана с тем, что Россия в ближайшее время должна принять антипластиковое законодательство с целью ограничения или ликвидации выпуска пластиковой тары. Вопрос создания органической тары назрел во всем мире. Ритейл держит более 20% ВВП, это гигантские средства, и он готов участвовать в проекте по созданию новых сельскохозяйственных технологий для решения этой задачи. Вопрос: что надо выращивать для производства органической тары? И мир начал откликаться. Есть некое растение, которое вырастает в высоту на 3–4 и дает очень большое количество целлюлозы. И ученые должны районировать это растение, с научной точки зрения подготовить весь цикл его выращивания и уборки. Здесь не будет фундаментальной науки и Нобелевских премий, но России надо заняться такими проектами.
Не стоит ждать Нобелевских премий и из-за устаревшего научного оборудования. По расчетам, обновление инструментального парка академических институтов займет около 100 лет. Это нонсенс, убежден Александр Сергеев. После обсуждения этой проблемы в нацпроекте «Наука» появился раздел, связанный с обновлением материальной базы. Планировалось сначала обновить к 2024 г. 50% научной матбазы, для чего потребовалось бы около 30 млрд. рублей в год, но потом было принято решение обновить 50% приборной базы ведущих организаций, выполняющих научные исследования и разработки. До стран-лидеров в научном отношении нам далеко. Если в России на науку расходуется 1,15% ВВП, то в Китае 2,1% от китайского ВВП, за счет чего финансирование обновления материальной базы в 10 раз превосходит российское, к тому же 60–70% вложений в научную инфраструктуру идет именно в китайскую академию наук. Но важно при этом, что большая финансирования китайской науки идет из промышленности. Наряду с генерацией знания и поддержкой интеллектуального уровня общества перед российской наукой стоит задача научиться делать то, что умеют делают высокотехнологичные страны, подытоживает Александр Сергеев.
